— Ваша госпожа и я нуждаемся в нескольких минутах уединения.
В ответ на его повелительный тон Даша быстро кивнула и тут же шмыгнула к дверям. От этой наглой выходки и бегства подруги Александра вся ощетинилась. После мрачных предсказаний братьев Разиных ей вовсе не хотелось оставаться с ним один на один.
Поэтому ее голос прозвучал, пожалуй, излишне резко:
— Даша, останься, тебе незачем уходить. Ни Даша, ни граф не обратили на ее слова ни малейшего внимания. Василий вошел в комнату, придержал дверь, пока Даша выходила, и плотно закрыл ее. Александра подумала, не крикнуть ли Даше, пока та может ее услышать, чтобы она не уходила далеко, но это слишком смахивало на трусость. Кроме того, как ни велико было ее беспокойство, а раздражение от наглости графа было все-таки сильнее и явственно слышалось в ее голосе, когда она заговорила:
— Неужели ваше дело не может подождать до завтра, Петровский.
Его взгляд снова скользнул по ней. Стали его глаза теперь ярче или ей это только показалось? Невероятно!
— Нет, не может, если я хочу сегодня выспаться, — ответил он и, сделав шаг вперед, сократил расстояние между ними, так что Александре пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. — Ведь вы хотите, чтобы я немного поспал, верно, Александра? — спросил он, и голос его показался ей чересчур зловещим.
— Неужели вы воображаете, что мне есть до этого дело?
— А напрасно, — теперь он говорил уже мягче, — видите ли, я несколько развращен и эгоистичен в этом отношении. Если мои потребности не удовлетворяются, то почему, спрашивается, должны быть удовлетворены ваши?
Александре не хотелось об этом говорить, но ей пришлось заставить себя:
— Вы имели в виду сон?
— Разве?
Василий вдруг потянулся к светлому локону, упавшему ей на плечо, и, держа между пальцами, погладил его.
"Так вот как это выглядит», — добавил он про себя, и ему на ум пришло воспоминание о лунных бликах.
Василий сам не вполне понимал, что происходит. Его привел сюда гнев, и злость все еще кипела в нем, но теперь этот гнев был направлен На него самого, и был скорее, не единственным чувством, владевшим графом.
Чертов ужин! Он его никогда не забудет — и этот стремительный переход от ярости к удовлетворению и снова к ярости, только теперь уже на себя самого.
Когда он возликовал, увидев ее ужасные манеры, надо было сразу же отвернуться и не смотреть на нее больше. Надо было сохранить эту радость и облегчение, унести с собой в постель, а потом найти ту служаночку, хотя теперь Василий уже не находил ее привлекательной. Дернул же его черт так задержаться за ужином и увидеть, каким чувственным жестом Александра поднесла к губам и облизала пальцы! От этого зрелища Василий весь затрепетал. Увиденное исторгло у него стон, и теперь он готов был застонать снова, потому что приходилось держать свои чувства под контролем. То, что, презирая в ней все: ее манеры, мораль, очевидные порочные наклонности, — Василий, помимо воли, опять желал ее, было просто невыносимо. Но, вспомнив ту тягостную сцену, через которую он прошел по ее милости, граф заметил вовсе не любезным тоном:
— Вы просто маленькая дикарка, милочка. Вместо того чтобы обрадоваться такой реакции и прийти в восторг от его унижения, Александра вдруг густо покраснела. И ей стало еще хуже, когда он насмешливо спросил:
— Скажите, а эта ваша страстность распространяется и на постель?
Ощущая неловкость, она ответила:
— Вы ведь не думаете, что я отвечу, не так ли?
— Возможно, я рассчитываю узнать это на опыте.
Александре показалось, что от ее щек пошел пар.
— Вот уж не думала, что вы так спешите скрепить наш союз.
Желая спровоцировать ее, Василий высокомерно поглядел на Александру, подняв бровь:
— Я полагаю, ваше замечание имеет определенную цель?
— Я хочу сказать, что вы стараетесь ускорить наш брак, а это положит конец любым попыткам восстановить status quo.
Он весело рассмеялся:
— Не валяйте дурака! Что значит для вас еще один любовник, если их и так уже было чересчур много?
По его лицу она поняла, что на этот раз граф не стремился ее оскорбить. Он действительно верил в собственные слова, и девушку охватили противоречивые чувства. То, что он был о ней такого мнения, по-настоящему радовало Александру — это могло помочь осуществить ее планы. Но почему же тогда она чувствовала себя оскорбленной?
Александра сделала отчаянную попытку уйти от этой темы, придравшись к тому, что он назвал ее «Алин».
— Только мои друзья имеют право называть меня так, — объявила Александра.
Василий ответил ей снисходительной улыбкой;
— Но я ведь куда больше чем просто друг Скоро я стану вашим мужем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотите, я продемонстрирую вам некоторые свои права?
— Лучше продемонстрируйте мне свое умение быстро покинуть мою комнату. Можете начинать, я жду.
В ответ Василий сгреб ее за плечи и медленно притянул к себе. От неожиданности Александра забыла про халат и, упершись ладонями ему в грудь, попыталась оттолкнуть графа. Он не сдвинулся ни на вершок, и единственное, чего она добилась, было то, что ее халат распахнулся. Под ним оказалась очень скромная ночная рубашка, но это не имело особенного значения, не будь ее груди такими полными — Александра не могла прикрыть их руками, и эти упругие полушария приковали взгляд графа.
Он притянул ее еще ближе, и Александре пришлось убрать скрещенные на груди руки, которыми она прикрывала свое тело…
— Что, черт бы вас побрал, вы себе позволяете, Петровский! — воскликнула она, радуясь, что охватившая ее паника не отражалась на голосе.