Будь моей - Страница 11

Правда, тогда он не знал, как не знала этого и Таня, что она как раз и есть та самая исчезнувшая принцесса, на поиски которой он был послан, та самая нареченная невеста, с которой он был обручен со дня рождения.

Однажды вскоре после свадьбы он попросил ее еще раз исполнить этот танец. Ее соблазнительный, хотя и довольно скромный костюмчик остался в Америке, и она решила использовать одно из своих шелковых неглиже.

Штефан среагировал на танец весьма неожиданно: он так воспламенился, что их объятия, и без того неимоверно сладостные, с его стороны были в тот раз, пожалуй, чересчур бурными и грубыми.

Но Таня не сетовала и даже смеялась потом, восхищенная тем, что смогла добиться от мужа полного самозабвения. Любовницы Штефана имели обыкновение жаловаться, что его ласки оставляют на их теле синяки и царапины, но страсть королевы всегда была равна по силе его собственной. Ей нравилось дразнить мужа и доводить до безумия, и Таня даже смастерила новый костюм, специально для этой цели.

Однако на сей раз данное им обещание не имело ничего общего с ее собственными наклонностями, зато было непосредственно связано с ее новым состоянием, не так давно окончательно подтвердившимся. К восторгу своих подданных, королева Кардинии носила под сердцем царственного наследника и неукоснительно соблюдала все советы придворных врачей, а значит, Штефан больше не имел права терять над собой контроль, вместо того чтобы давать обещания, которые был не в силах выполнить.

— Ничего ничего, я тебе еще отомщу, — произнес он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал буднично, но чувства его при этом были далеко не будничными.

Таня подняла голову, и за прозрачной тканью, почти такой же бледно-зеленой, как ее глаза, Штефан разглядел улыбку.

— Интересно, как?

— Я знаю купца, который торгует тонкими шелковыми шнурками, — ответил он.

— Ты привяжешь меня шнурком и будешь заниматься со мной любовью? — В ее голосе послышалось любопытство, свидетельствующее о том, что в глубине души она ему поверила.

— Я еще подумаю. — Теперь голос Штефана звучал как рычание, смешанное со стоном. Ее улыбка стала шаловливой:

— Когда надумаешь, скажешь!

Отклонившись назад, Таня сделала легкое движение головой, ее язык прошелся по его груди вниз, к пупку. Штефан судорожно втянул воздух, и его бедра сами собой резко поднялись так, что он едва не сбросил ее с колен.

— Таня, я не-могу-этого-больше-выносить, — задыхаясь, пробормотал он.

Она тотчас сжалилась над ним.

— Ну и не выноси, — сказала она нежно и села, чтобы отбросить двойное покрывало, закрывавшее нижнюю часть лица и длинные черные волосы. Ее костюм состоял из двух частей, и верхняя часть была настолько прозрачна, что не хватало слов. Штефан был готов сорвать с нее все, был готов целовать ее прямо сквозь покрывало. Но данное слово не позволяло ему этого. Он был целиком во власти своей королевы и зависел от ее милости. К счастью, это его ничуть не тревожило.

С улыбкой, обещавшей скорое наслаждение, Таня потянула за шнурки его домашних шаровар, но тут же замерла, услышав за дверью подозрительный шум: сначала возбужденные голоса, потом звуки потасовки и, наконец, явственный глухой удар.

— Что зз… — начал было Штефан, но на его невысказанный вопрос тут же последовал немедленный ответ — дверь с грохотом распахнулась, и в комнату пулей влетел его кузен.

С приглушенным криком Таня скатилась с колен Штефана и уселась на корточках на полу, чтобы скрыться из вида, пока доставала свое платье с шезлонга, куда бросила его перед тем, как начать танец. Следя поверх королевского живота за нарушителем спокойствия, она стремительно набросила на себя одежду.

Василий ничего не заметил, ибо королевская спальня была так велика, что он, находясь всего лишь на полпути, произнес еще не видя Штефана:

— Приношу свои извинения, что нарушил твой покой, но у меня затруднения, и я в ярости. Боюсь, я убью кого-нибудь, если не найду решение.

— Но, надеюсь, ты еще не убил моего стража? — холодно спросил Штефан, и Василий повернулся на звук его голоса.

— Что? Нет, конечно, нет. Я только сбил его с ног. Проклятый дурак не давал мне войти.

— Возможно, потому, что я приказал, чтобы мне не мешали, и у меня были к тому основания.

Штефан уселся на шезлонге, и к нему присоединилась Таня. Обняв жену за талию, Штефан притянул ее к себе. По их виду любой бы догадался, что это были за основания.

Но, осознав увиденное, Василий лишь снова извинился:

— Прошу прощения, но мое дело не терпит отлагательств, Штефан. Это хуже всякого кошмара, такое безумие, что ты и не поверишь. Мне самому до сих пор не верится.

— Как ты думаешь, он пьян? — шепнула Таня на ухо Штефану.

— Шш, — ответил он и повернулся к Василию. — Я полагаю, ты только что от матери?

— О, да! Она вне себя от радости, но если бы мне только намекнули, в чем тут дело, я бы давно уже был на полпути к границе и сделал бы все, чтобы меня никогда никто больше не нашел. Разве она тебе не говорила? Черт возьми, Штефан, если ты знал и ничего мне не сказал…

— Успокойся же, кузен…

Василий взял себя в руки и сказал в третий раз:

— Прошу меня простить. У меня голова идет кругом, а скоро, глядишь, и жизнь пойдет ко всем чертям, если мы не придумаем что-нибудь радикальное…

— Было бы неплохо, если бы ты сначала рассказал мне, в чем дело. Василий оторопел:

— А разве я не говорил? — И не успел Штефан ответить, пояснил:

— Я только что узнал, что пятнадцать лет назад мой отец подписал бумагу о моей помолвке. На ней стоит мое имя. Это документ! Моя мать об этом даже не подозревала, и все эти годы о существовании его знали только девушка и ее отец и только теперь, когда она, по-видимому, рвется замуж, побеспокоились сообщить и нам.